Саше уже за тридцать. И она выглядит, как мужчина, ведет себя как мужчина, думает, как мужчина. Хотя признается честно – удовольствия ей это не приносит. Но как будто некая сила объясняет ей каждый раз, что это ошибка, она должна была родиться мальчиком. И это у нее получается лучше, чем быть девочкой.
Мы собирались сделать для нее расстановку [1], и в ходе работы она рассказывает, что папа и мама ждали сына по всем приметам (а УЗИ тогда не было). У папы уже было две дочери от первого брака, и он ждал только сына. Более того, он маме пригрозил, что если она родит дочь, то он вышвырнет их обеих из дома.
Не вышвырнул. Но сперва погрузился в депрессию, начал пить. А потом решил из дочери сделать мальчика. Назвали ее мальчишечьим именем, Саша, а папа дома звал ее исключительно Шуриком. Девочку не отдали на танцы, куда она хотела, папа возил ее на хоккей. Платья и розовый цвет тоже были под запретом, как и бантики. У Саши на всех детских фото мальчишечья стрижка.
— А сама-то ты чего хотела? – спрашиваю я ее.
— Я мечтала о платье принцессы на день рождения, когда мне было восемь, но папа подарил мне новую дорогую клюшку. А мама успокаивала тем, что с моей стрижкой платье принцессы будет смотреться некрасиво. И я смирилась, что никогда в моей жизни такого платья не будет.
Саша и правда стала отличным мальчиком. Вместе со своей командой она выиграла много турниров, отец ей гордился. Вместе с отцом все выходные проводила в гараже. Дружила с парнями, закончила школу, потом отучилась в техникуме на автомеханика, открыла свой автосервис. Но когда никто не видит, она читает любовные романы, смотрит мелодрамы. И больше всего на свете хотела бы танцевать [3]. Вот только пластики у нее нет, говорит. Поэтому даже не пытается. Никогда. Даже на выпускном не танцевала.
Мы ставим заместителей мамы и папы, и появляется ощущение, что кого-то не хватает. Между ними такое гнетущее ощущение отчуждения и горя.
— У твоей мамы были аборты или выкидыши? – спрашиваю я.
— Да. Передо мной был аборт на позднем сроке. Папа уехал на заработки, она его ждала, ждала. А потом побоялась, что он не вернется, и сделала аборт. Срок был большой. Там был мальчик, — слезы наворачиваются на ее глаза.
— Папа об этом знает?
— Да, мне кажется, он ее так и не простил. Он все время ей говорит, что она никогда в него не верила [4]. И именно поэтому все так сложилось.
Мы вводим в расстановку заместителя Сашиного брата, и по спине ползет холодок. Потому что папа сразу же ложится рядом со своим нерожденным сыном, а мама отходит от них как можно дальше. Саша же стоит и не знает, куда ей податься:
— Папа занят, ему не до меня. Мама… А что я с ней буду делать? Я никогда не была близка с ней.
— Ты можешь с ней заплетать волосы и наряжаться в красивые платья, – улыбаюсь я.
— У меня нечего заплетать. И наряжаться в тридцать уже как-то глупо, — хмурит лоб она.
— Волосы отрастут. А для нарядов [5] прическа необязательное явление, – говорю я, но не знаю, слышит ли она меня.
Саша так и стоит. То место, которое она занимала всю свою жизнь, теперь занято его настоящим хозяином. «Шурик» вернулся, а что же делать девочке Саше? Она стоит и не может решиться сделать шаг.
— Просто попробуй подойти к маме, – предлагаю я.
— Мама выглядит такой потерянной и одинокой, – замечает Саша. И я думаю о том, что возможно, мама и прожила в таком состоянии всю жизнь. В чувстве вины перед сыном и перед дочкой. Не имея аргументов для своего мужа, чтобы воспитывать дочь, как девочку, и не имея возможности вернуть своего сына назад.
Саша подходит к маме ближе, берет ее за руку… и происходит какое-то чудо. Мама оживает. Она смотрит на дочь такими счастливыми глазами и говорит:
— Я думала, что ты никогда не подойдешь ко мне. Мне так тебя не хватало.
А дальше что-то происходит само собой, Саша падает в объятия матери, и они плачут вдвоем, не замечая больше никого. Они настолько поглощены друг другом, что не видят, как к ним возвращаются мужчины. И отец, и нерожденный малыш. Семья [6] воссоединяется, но что-то в ней уже работает иначе. Саша совсем иначе двигается. В ней словно проснулась какая-то женская грация, задавленная глубоко внутри. Она иначе смотрит на отца и на всех окружающих. Это другая улыбка и другой смех.
— Саша, ты моя девочка, – вдруг говорит ей мама. – Ты моя самая любимая девочка.
Как красиво и пронзительно звучит это слово «девочка», и как оживляется взгляд Саши. Она по привычке смотрит на отца, ожидая одобрения.
— Да, ты девочка – улыбается он, крепко держа за руку своего сына. Теперь, когда ему дано место в системе, не нужно больше никого заменять. – Ты — моя Саша, а он – мой Шурик.
— Саша, пообещай мне кое-что, – улыбаюсь я.
— Что? – подозрительно смотрит на меня Саша.
— Купи себе платье принцессы [7]. И запишись на танцы! – заканчиваю я под всеобщий смех.
Сегодня у Саши длинные волосы, трое детей – и все девочки. А еще она преподаватель танцев. Именно на танцах она и встретила своего будущего мужа. А ведь когда-то она искренне считала, что быть мужчиной лучше и правильнее. Вот так в ней говорила ее родовая травма.